Президент Путин счел необходимым засекретить данные о потерях
военнослужащих в период спецопераций, проводимых в мирное время. Речь
идет как о погибших, так и о раненых и пропавших без вести.
Доступ к такого рода информации будет закрыт родным погибших и
журналистам, а ее разглашение может привести к уголовному делу по
обвинению в государственной измене. Сделано это наверняка в связи с
продолжающейся необъявленной войной России против Украины, сколько бы ни
было опровержений
на сей счет из Кремля. Эта война, очевидно, будет считаться одной
большой спецоперацией. Теперь можно будет ничего не отвечать матерям и
женам, чьи сыновья и мужья сгинули где-то в Донбассе. А особо
настойчивым, равно как и чересчур любопытным журналистам и общественным
деятелям, заткнут рот уголовными делами по обвинению в разглашении
гостайны. Это грозный признак. Не исключено, что Путин готовится к
активизации боевых действий на Донбассе и хочет заранее блокировать
обсуждение темы российских военных потерь в этой войне.
Налицо возвращение цензуры к уровню брежневско-андроповского времени,
когда общество не имело никакого представления о потерях в Афганистане.
Кстати говоря, в том же указе к гостайне отнесены еще и «сведения о
степени обеспечения безопасности населения» и «сведения о лицах,
изучаемых в целях их привлечения к содействию на конфиденциальной
основе» (раньше это относилось только к тем лицам, которые уже оказывают
такое содействие). Теперь гостайной можно объявить любые просчеты МВД,
ФСБ, МЧС и других ведомств, обеспечивающих безопасность граждан. А
рассказывать о попытках вербовки в провокационных целях того или иного
журналиста, политика, общественного деятеля теперь будет нельзя под
угрозой уголовного преследования. Все это противоречит ст. 7 закона о
гостайне, согласно которому нельзя засекречивать сведения о чрезвычайных
происшествиях и катастрофах, угрожающих безопасности и здоровью
граждан, и их последствиях», а также о «фактах нарушения прав и свобод
человека и гражданина». Но на российские судебные инстанции надежды нет.
Не исключено, что засекречивание военных потерь как-то связано с недавней публикацией данных Роскомстата о внезапном росте смертности в России в первом квартале этого года по сравнению с предыдущим на 23,5 тыс. случаев.
Если учесть, что детская смертность и смертность от внешних причин
(убийства, самоубийства, несчастные случаи) продолжали снижаться, то
рост смертности от других причин должен быть еще больше. Полностью
объяснить напавший на россиян мор неудачной реформой здравоохранения
вряд ли получится — ведь детская смертность продолжает падать. Поскольку
иных масштабных катастроф кроме войны на Донбассе за истекший год не
наблюдалось, можно предположить, что внезапный прирост смертности во
многом связан с военными потерями и что на первый квартал 2015 года
записали не только погибших в этот период, но и основную массу россиян,
ставших жертвами конфликта с момента начала интенсивных боевых действий в
мае прошлого года.
Могут спросить: неужели наши потери за 11 месяцев войны в Донбассе
могут быть больше, чем потери СССР за 9 лет войны в Афганистане, и
больше, чем потери российской армии за год и 8 месяцев первой чеченской
войны? Тут надо в первую очередь заметить что оценки потерь в
Афганистане и Чечне есть не только официальные, но и альтернативные.
Так, официально в Афганистане советские силовые структуры потеряли 15 051 человек погибшими и пропавшими без вести — а по оценке группы офицеров российского Генштаба, безвозвратные потери в Афганистане составили 26 000 человек.
В первую чеченскую российские силовые структуры официально потеряли
5588 человек — а по данным комитетов солдатских матерей, безвозвратные
потери достигали 14 тысяч человек.
Но даже если верны минимальные оценки, российские потери в Донбассе могут быть намного выше — до 20 тыс. человек (считая не только убитых в боях с украинцами, но и погибших от ран, несчастных случаев и в результате разборок между отдельными бандами «ополченцев» и российскими войсками).
В Афганистане сражалась советская, а в Чечне — российская армия. В
Донбассе же основная масса российских потерь приходится не на регулярные
войска, а на гражданских добровольцев, давно уже не служивших (или
вообще не служивших) в армии. По уровню воинской дисциплины,
боеспособности и умению действовать в составе подразделений они на
порядок уступают как российской, так и украинской армии. Сюда надо
добавить отсутствие с российской стороны сети полевых госпиталей (из
соображений секретности, так как такая сеть демаскировала бы российское
вмешательство). А вследствие этого многие раненые умирали, так и не
добравшись до госпиталя.
Важнейшее же отличие войн в Афганистане и Чечне от войны в Донбассе
заключается в том, что афганцы и чеченцы вели против наших войск
партизанскую войну, не имели артиллерии, танков и реактивных установок, а
воевали главным образом стрелковым оружием, гранатометами, легкими
минометами и минами на дорогах. В Донбассе же обе стороны действуют
главным образом с помощью артиллерии — на поражения от артогня
приходится более 90% безвозвратных потерь. В этом отношении война в
Донбассе больше похожа на Вторую мировую. Российские военные
свидетельствовали, что столько артиллерии и танков, сколько нагнали в
Донбасс, не было в Чечне даже в самый разгар боевых действий. Не меньше
этого добра там и с украинской стороны. А это совсем другой порядок
потерь. Командиры же ополченцев и руководящие ими российские офицеры в
основном повторяют тактику Красной Армии в Отечественную войну, что
ведет к большим безвозвратным потерям.
Теперь, возможно, и гражданских добровольцев приравняют к
контрактникам и пообещают им те же выплаты, что должно оживить их
иссякающий поток, а заодно подведут под действие указа о засекречивании
потерь. Конечно, пообещают не значит, что сделают. Но по крайней мере не
надо будет беспокоиться о сокрытии смертей, поскольку родные погибших
будут связаны законом о гостайне.
О том, что нельзя сравнивать первую чеченскую войну, с которой матери порой забирали сыновей, с нынешней войной на Донбассе, свидетельствует
глава комитетов солдатских матерей Валентина Мельникова. «Первый раз я
поняла, как все изменилось, в августе, когда мне позвонили родители
солдат и рассказали про «учения» в Ростовской области. Я говорю:
«Езжайте забирать своих детей!» Ни одна не поехала. Это объяснить
невозможно ничем. Это чисто медицинский факт. Может быть, только хороший
психиатр объяснит…».
Российское общество в подавляющем большинстве смирилось с преступной необъявленной войной и с людскими потерями, даже с гибелью родных и близких. И это ужаснее всего.Борис Соколов
